Этимология
Происходит от выражения, связанного со славянским языческим культом Земли, где объект действия
мать первоначально относился к
Матери Земле. Выражение поносит не только (или не столько) мать собеседника, к которому обращено
ругательство, но прежде всего — родную мать самого бранящегося. По своему первоначальному смыслу
матерная брань является не
оскорблением, а скорее
заклинанием,
заклятием,
проклятием и т. п. Смысл матерного выражения сводится к идее осквернения земли
псом, причём ответственность за это падает на голову собеседника.
Субъект действия явно не выражен. Личная форма глагола (
ёб …) с наибольшей вероятностью может быть опознана как форма перфекта, которая в данном контексте соотносится либо с 1-м, либо с 3-м лицом ед. числа (об этом со всей определённостью говорит форма притяжательного местоимения
твою). Подобная форма (1-го лица ед. числа настоящего времени) в своё время возможна была, кажется, и в русском языке, насколько об этом можно судить по записям иностранцев: так, Олеарий цитирует выражения
butzfui mat или
but(z)fui matir (Олеарий, 1656, с. 190, 191),
butfui matir (Олеарий, 1647, с. 130), а также
je butzfui mat (Олеарий, 1656, с. 191, 195) или
ja butfui matir (Олеарий, 1647, с. 125).
Дошедшая до нас форма ругательства по свидетельству Герберштейна (см.: Исаченко, 1965) представляется усечённой, что в какой-то мере и обусловливает её многозначность. Говоря о русской матерной брани, Герберштейн отмечает, что русские ругаются на венгерский манер и приводит само ругательство в латинском переводе: «Blasphemiae eorum, Hungarorum more, communes sunt:
Canis matrem tuam subagitet, etc» (Герберштейн, 1557, л. 43 об.), т. е.: «Общепринятые их ругательства наподобие венгерских:
Чтоб пёс взял твою мать, и проч.»; ср. в немецкой версии сочинения Герберштейна: «… schelten gemaingclichen nahend wie Hungern,
das dir die hund dein Muetier unrainigen» (Герберштейн, 1557a, л. G/4). Как указывает Исаченко, латинская форма конъюнктива (
subagitet) имеет значение пожелания или побуждения, которое в исходном русском тексте могло быть выражено формой императива или инфинитива (Исаченко, 1965, с. 70).
Тезис о том, что именно
пёс является возможным (а может быть и единственным) субъектом действия в матерном выражении, представляется бесспорным и находит яркое и вполне достоверное подтверждение в других славянских языках, прежде всего в древнейших документально зарегистрированных формах матерной брани, представленных в южно- и западнославянских текстах нач. XV в., а именно в болгаро-валашской грамоте 1432 г. (
да мꙋ єбє пьс жєнѧ и матєрє мꙋ — Богдан, 1905, с. 43, № 23; Милетич, 1896, с. 51, № 12/302) и в польском судебном протоколе 1403 г. (
cze pesz huchloscz, т. е. 'niech cię pies uchłości' — Брюкнер, 1908, с. 132). В обоих случаях пёс назван в качестве субъекта действия, и то обстоятельство, что показания древнейших источников согласуются со свидетельством Герберштейна, никак нельзя признать случайностью. Подобные же формы матерной брани широко представлены и в современных южнославянских и западнославянских языках, ср., например,
болг. еба си куче майката,
сербск. jeбo (= jeбao) тe пас или
польск. jebał cię pies (такого рода форму цитирует и Исаченко, 1965, с. 70); такая же форма, наконец, зафиксирована и в белорусском, т. е. восточнославянском языке (
ебаў его пес — Сержпутовский, 1911, с. 56). Использованы сведения из статьи
Б. А. Успенского «Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии».